Евгения Кравчик

Прямое попадание

Война перетасовывает все карты и на лету меняет планы. Съездить на «крайний» север, в Кирьят-Шмону мне удалось не на старте массированных обстрелов, как было задумано, а лишь на 16-й день военных действий

Буквально накануне вечером, после напряженнейших часов туманных недосказанностей и неизвестности, было наконец объявлено о гибели в Ливане нескольких бойцов дивизии «Голани» и офицера-парашютиста. Еще два десятка солдат, попавших в адскую огненную западню, было ранено, хотя сутками ранее армейское командование распространило сообщение, что ливанский городок Бин-Джбель - в наших руках.

Каких еще «сюрпризов» можно ждать от циничного хладнокровного врага?

С такими мыслями я пересекаю шоссе Вади-Ара. Вряд ли Насралловское воинство решится обстрелять заселенный израильскими арабами Треугольник: слишком высокие денежные компенсации придется платить «шахидам» с голубыми удостоверениями личности...

Ближе к Афуле начинается прифронтовая зона. Но что это? На перекрестке, ведущем в Изреэльскую долину, замечаю знакомое лицо. Цафрир Ронен! Известный журналист и историк, ветеран Спецназа (Саерет Маткаль), основатель движения «Кибуцы и мошавы - за Эрец Исраэль» голосует на шоссе, как заправский тремпист.

Притормозив, обмениваюсь с Цафриром приветствиями.

Вам куда?

В Кирьят-Шмону...

Поехали!

Ронен (простенькая футболка, сандалии на босу ногу, в походном рюкзачке - фляга с водой) сегодня оказался «безлошадным»: жену, Джуди, срочно вызвали в больницу на дежурство, вот и пришлось уступить ей автомобиль.

Хотите навестить оставшихся в Кирьят-Шмоне родственников? - спрашиваю я.

Нет у меня там родных, - говорит Цафрир. - Просто в военное время наша семья, включая трех дочерей, пытается поддержать соотечественников, волею судьбы оказавшихся на передовой. Вот я и решил добраться до Кирьят-Шмоны старым дедовским способом - на попутных машинах...

Миновав пасторальный Кфар-Тавор и выехав на петляющее по Галилее шоссе, мы оказываемся в заторе: впереди - устремленная на север колонна грузовиков-вездеходов. Заметив транспорт особого назначения, расчехливаю (инстинкт репортера!) фотокамеру.

По-моему, не стоит публиковать снимки этих грузовиков, - произносит Цафрир.

Почему?

Чем меньше известно врагу и о нашей технике, и о наших планах, и даже о царящем в народе настрое - тем лучше для нас, - объясняет бывалый боец. - Зато пожар у кибуца Манара фотографируйте во всех ракурсах: возгорание произошло в результате взрыва выпущенной «Хизбаллой» ракеты.

Притормозив у обочины, делаю несколько кадров.

Манара!.. Когда же я там была в последний раз? Более шести лет назад. Гора, на которой расположен кибуц, - одно из красивейших на севере мест. Трудно поверить, что у меня на глазах пылает окружающий Манару лес. Накануне в окрестностях Кирьят-Шмоны сгорели тысячи дунамов живописнейших лесных массивов. Дымится выжженная земля...

Вернувшись за руль, застаю Цафрира в глубоком раздумье.

Посмотрите направо, - говорит он, указывая в сторону утонувшего в дымке Хермона. - Если бы сирийские танки были дислоцированы на склонах Голанских высот, враг смог бы не только преспокойно, за полчаса пересечь всю долину Хула, но и обстрелять со стратегически важных возвышенностей значительную часть населенных пунктов Верхней Галилеи. Слева - Ливан, справа - Сирия, а посередине - тощий перешеек нашей территории. Сокровенная мечта сирийцев - стереть с лица земли расположенные здесь израильские населенные пункты и «воссоединиться» с Ливаном... Чем меньше занимаемая нами территория - тем больше и соблазн ее захватить! Любой 18-летний молодой боец понимает: если Израиль заставят вступить с Сирией в переговоры, недопустимо передать Дамаску даже один квадратный сантиметр Голан, не то что всю возвышенность...

Последние километры покрываем в кромешной тишине. Никакие сирены на «крайнем» севере (тем более на шоссе!) не действуют: реактивные снаряды долетают до цели раньше, чем армии удается зафиксировать залп. По левую руку тянется сетчатое металлическое заграждение, с правой стороны раскинулись поля. Чтобы вовремя услышать свист, с которым летит выпущенная боевиками ракета, водители выключают в автомобилях радио и ездят с открытыми окнами. Приходится последовать их примеру. В салон врывается обжигающий (31 градус в тени!) ветер.

Цафрир предается воспоминаниям.

В начале Войны Судного дня сирийская армия совершила агрессию против Израиля, - говорит он. - Первые несколько суток были сплошным кошмаром: мы понесли чудовищные потери. В субботний день объявили всеобщую мобилизацию, но из-за недальновидности политиков и неготовности к войне инициатива была упущена. Зато к финишу наши подразделения продвинулись в глубь сирийской территории и находились в 40 километрах от Дамаска. Сорок километров - сущая ерунда! Перевес на нашей стороне. Но тут-то Израиль и допустил первую непростительную ошибку: вместо того, чтобы приступить к переговорам о прекращении огня с позиции силы, мы под давлением Киссинджера возвратили Сирии захваченный в ходе боев городок Кунейтра. Какие выводы извлекли из этого поспешного, необдуманного шага заклятые наши враги? Мало того, что арабам дозволено нас атаковать, - в «награду» за агрессию они получат территории! Аналогичная ситуация имела место и на юге: Египет на нас напал, а в награду получил Синайский полуостров! Израиль постоянно побеждает в войнах и... проигрывает всё новые территории...

Хоть немного ещё постою на краю...

На центральной улице Кирьят-Шмоны не работает ни один светофор. Бензина в баке осталось на донышке, но «подкрепиться» негде: служебные помещения заперты и на желтой автозаправочной станции, и на расположенной неподалеку зеленой.

На улице ни души.

Заедем в «матнас», - предлагаю я. - Там наверняка действует центр по приему обращений граждан.

Оказавшись в нарядном здании, слышу русскую речь.

В единственной обитаемой комнатушке действует штаб. Телефоны (стационарные и мобильники) не умолкают ни на секунду. Анна Верник, координатор «матнаса» по работе с репатриантами, с ангельским терпением отвечает на каждый звонок.

То есть как - вам еще не привезли обед? - удивляется она. - Подождите, пожалуйста, сейчас проверим...

Аня, ты не в курсе, по какому адресу семейство военнослужащего Саадии сидит «шив’а»? - перебивает Алекс Мельников, координатор по работе с подростками и молодежью.

Мне кажется, родители погибшего солдата находятся в Петах-Тикве, - предполагаю я, вспомнив озвученное по армейской радиостанции объявление.

Сейчас проверим. - Алекс набирает номер. - Вы абсолютно правы... Петах-Тиква... Улица Дрейфуса... Записываю.

Нет, первое впечатление (вымерший город) оказалось обманчивым. Людей в периферийной Кирьят-Шмоне полно - просто большинство вот уже две недели отсиживается в бомбоубежищах да в подвалах.

Воспользовавшись нечаянной паузой, Анна произносит по-русски усталым голосом:

Несколько суток подряд мы не спим, не едим, ни секунды не отдыхаем... В любом случае рады вас видеть, - переходит Верник на блистательный (без акцента!) иврит, обращаясь теперь уже и ко мне, и к Цафриру Ронену. - Вас (это Цафриру) я часто вижу по телевидению, а с вашей «русской» коллегой встречаюсь исключительно в критических ситуациях - в дни терактов или ракетных обстрелов.

Познакомились мы с Анной весной 2000 года после очередной атаки, в ходе которой один из снарядов угодил в здание дома престарелых. Затем виделись в майские дни того же года, когда правительство Барака в одностороннем порядке вывело подразделения ЦАХАЛа из Южного Ливана. Анна, подобно другим здравомыслящим горожанам, не испытывала никакой эйфории от «прекращения оккупации». Уже тогда было ясно: добром отступления не заканчиваются...

А что сейчас?

В первые дни войны я отвечала на звонки по телефону 106 в «мокеде» - городском центре оперативной помощи, - рассказывает Верник. - Казалось бы, в последние десятилетия Кирьят-Шмона подвергалась обстрелам постоянно, значит - все убежища и укрытия должны находиться в состоянии готовности номер один. Ничего подобного! Сирена в городе не работает. Бомбоубежища к приему населения не приспособлены: часть вообще невозможно открыть, в других забита канализация, испортилась вытяжка, не идет вода, завелись крысы, грязь непролазная... Тем временем именно жители Кирьят-Шмоны, как никто другой, знаеют: с «катюшами» шутки плохи. Что уж говорить о реактивных снарядах с усовершенствованной боеголовкой!.. Потребовалось десять дней, чтобы муниципалитет и командование тыловых частей привели убежища хотя бы в относительный порядок.

Какова ситуация на «русской» улице?

Теперь уже мой коллега-израильтянин - весь внимание.

В настоящее время из четырех тысяч репатриантов (мы составляем 20 процентов населения) в городе осталось порядка тысячи двухсот человек, - объясняет Анна Верник. - Остальных удалось эвакуировать.

Алекс Мельников продолжает переговариваться по телефону и по рации.

Многие «русские» попали в Кирьят-Шмону лишь потому, что в начале 90-х в нашей «глубинке» можно было получить «амидаровскую» квартиру, - рассказывает Анна. - В первые дни войны практически все горожане, располагающие хоть какими-то материальными возможностями, из Кирьят-Шмоны бежали. Под огнем остались пенсионеры, матери-одиночки, больные и немощные... В массе своей ивритом старики не владеют... Посетил нас на днях председатель НДИ Авигдор Либерман. Объездил несколько убежищ, поговорил с людьми. И был потрясен тем кошмарным положением, в котором они оказались. Кроме поролоновых матрасов, уложенных на двухэтажных нарах, никаких других «удобств» в подвалах нет. В одном из убежищ я стала свидетелем такой сцены: старушка-пенсионерка, получившая место на первом «этаже», не может даже сесть на своей постели - голова упирается в нары второго яруса...

Цафрир Ронен придерживается противоположной точки зрения: массовая эвакуация лишь распаляет врага, как бы подтверждая, что террор достиг своей цели и мирных граждан удалось запугать. После победы Израиля в Шестидневной войне, вспоминает он, часть террористов окопалась в Иордании и оттуда постоянно обстреливала долину Бейт-Шеана.

Детство я провел под огнем, - говорит Ронен, - но никому из нас и в голову не пришло бы бросить свои дома и обратиться в бегство.

Мы тоже до 2000 года постоянно жили под огнем, - подтверждает Алекс Мельников. - И никто не спешил уезжать из Кирьят-Шмоны. Сейчас, однако, ситуация кардинально изменилась: «Хизбалла» развязала против Израиля полномасштабную войну, пришлось ввести в Ливан элитные армейские подразделения. Вот часть горожан и была вынуждена эвакуироваться...

Напротив дома, в котором я живу, в результате падения снаряда дотла сгорела квартира, - говорит Анна. - Страшно представить, что стало бы с ее владельцами, окажись они во время обстрела дома...

А вы-то почему не эвакуировались? - удивляется Цафрир.

Длинная история... - улыбается Анна. - Родом я из Кишинева, столицы Молдовы. В свое время, в 1992 году, когда в Приднестровье разразилась гражданская война, я преспокойно ездила в Тирасполь и навещала друзей. До сих пор толком не знаю, кто и за что тогда боролся, но в те годы я твердо усвоила: в критической ситуации попавших в беду людей надо поддерживать, чего бы тебе это ни стоило. В начале 90-х я занималась «эвакуацией» еврейских семей в Израиль. Добирались на теплоходе из Одессы. Те же чувства испытываю и в Кирьят-Шмоне: люди оказались в беде - мой нравственный долг им помочь.

Хлопок, похожий на раскат грома, прерывает Анну на полуслове. Стулья, на которых мы сидим, раскачиваются, как при землетрясении. Ощущение такое, будто вырвавшийся на волю циклоп топнул по земле ногой.

Это, - произносит Анна недрогнувшим голосом, - падение.

...А это, - продолжает Алекс при следующем - более сухом и коротком хлопке, - наша артиллерия.

Отчаянно звонят все четыре телефона, но абонентов не слышно: в двух шагах от нас снова «топает циклоп». На сей раз гром переходит в заунывный, надрывный хруст.

Снаряд снова угодил в здание! - врывается в комнатку Орен, сотрудник «матнаса». - Обалдели вы, что ли? Сейчас же спуститесь в убежище!!!

Сдернув с фотокамеры крышку, мчусь на улицу вслед за Ореном.

Где? Где упал снаряд?

Видите столб черного дыма?.. Вон там... Хадасс! - окликает Орен девушку с мобильником. - Беги в убежище!

Погоди-ка, - отвечает Хадасс, усаживаясь на парапет. - Старику плохо - надо вызвать «скорую»...

Теперь уже мною владеет чувство, будто я исполняю роль в сюрреалистическом фильме. Страх? Это что за зверь?! Поджилки трясутся? Возможно... Но не у нас, а у зрителей, нервозно следящих у экрана телевизора за развитием сюжета. Мороз по коже? Не мечтайте! Сейчас в моих жилах кипит не кровь - адреналин. В конце концов никакой Насралла не в силах прогнать меня, еврейскую гражданку государства Израиль, с законно принадлежащей мне земли. Хозяйка здесь - я! Что хочу, то и делаю. И никакая «Хизбалла» мне не указ. Пусть подавится своими «катюшами»!

Повернувшись спиной к ливанскому холму, откуда градом летят снаряды, навожу резкость. В видоискателе вырастает устремленный в небо черный столб дыма. Разрастается в огромный гриб. Теперь уже воздух пропитан запахом гари...

Вернувшись в «матнас», становлюсь свидетелем продолжающейся (диктофон так и остался на столе) дискуссии.

Только сейчас я понял, что не зря досконально изучил историю России, - говорит Цафрир Ронен. - Глядя на вас, убеждаешься, какой силой духа и железной выдержкой обладают уроженцы вашей страны. Хладнокровие репатриантов сопоставимо разве что с бесстрашием поселенцев Гуш-Катифа, долгие годы служивших «живым щитом» и Ашкелону, и другим населенным пунктам в Западном Негеве.

Относительно бесстрашия поселенцев вы правы, - соглашается Алекс. - Но бессмысленно ожидать такой же стойкости от горожан Кирьят-Шмоны: знали бы вы, сколько среди них неимущих, безработных, сколько неблагополучных семей...

Несмотря на это, вы гораздо сильнее многих выходцев из стран Северной Африки, заселивших Кирьят-Шмону в 50-е годы, - возражает Цафрир.

Грохот стоит невообразимый.

В 70-е годы, когда я был начинающим бойцом, я служил под командованием Йони Нетаниягу, - вспоминает Ронен. - После героической гибели Йони на аэродроме Энтеббе моим командиром стал Амирам Левин - такой же, как я, кибуцник... Сильные люди гордой, несгибаемой страны...

Два моих сына-резервиста были на днях призваны в армию по восьмому приказу, - внезапно произносит Анна. - Оба сейчас в Ливане.

Пауза...

Ливан рядом, в нескольких километрах отсюда, мы ощущаем за спиной его горячее дыхание. Прежде, чем приступить к бомбежке той или иной ливанской деревни, израильские «агрессоры» сбрасывают с вертолетов листовки, призывающие мирных жителей немедленно эвакуироваться. Зато Кирьят-Шмону и другие населенные пункты «крайнего севера» боевики «Хизбаллы» обстреливают внезапно - в расчете на массовое поражение мирного населения. Но, несмотря на очевидную ассиметрию, уже сегодня вечером благоденствующее «прогрессивное» человечество крокодильими слезами оплачет разрушенные в Ливане здания, не упомянув ни звуком обуянных мистическим ужасом пленников подвалов Кирьят-Шмоны, Цфата, Маалота, Нагарии, Маргальот, Манары, Сасы... Это естественно: сильный народ не плачется и не истерикует, чтобы не вызвать жалости к себе у зажравшейся международной общественности.

Милосердие крупным планом

Спускаюсь в разместившийся в подвале альтернативный центр оперативной помощи. Действует он не при муниципалитете, а при «матнасе»: ирия занимается крупномасштабными «операциями» типа починки электрического кабеля и тушения пожаров, но до «мелких» чисто человеческих проблем не опускается - их решает команда «матнаса».

На звонки перепуганных горожан отвечают волонтеры - старшеклассники и демобилизованные солдатки.

Функционирует наш центр исключительно на пожертвования, - говорит Алекс Мельников. - Особую щедрость проявил «Джойнт», канадские и американские благотворительные фонды. Они закупают в центре страны продукты и предметы первой необходимости, которые такие же, как мы, волонтеры доставляют на север.

Война срывает маски с тех, кто в мирные времена выдает себя за радетелей и защитников алии. На помощь репатриантам Кирьят-Шмоны бросилось не правительство, а добровольцы, которых в периоды затишья принято именовать «рядовыми гражданами». Максим Шенкерман из Модиина организовал эвакуацию и прием особо нуждающихся. Алекс Вижницер обеспечил в мошаве в районе Явне убежище для 78 (семидесяти восьми!) семей горожан Кирьят-Шмоны. Матерей-одиночек поселили в столичном отеле «Шаарей Йерушалаим» - организовал их эвакуацию Давид Годовский из НДИ. В один из беэр-шевских интернатов отправили автобус с детьми.

Надо было видеть, с какими сложностями - под ураганным огнем, по запруженному танками и военной техникой шоссе - доюирался до Кирьят-Шмоны автобус, заказанный для отправки детей в Беэр-Шеву, - говорит Анна Верник. - Пока мы его дожидались, пережили стресс. Зато на другой день одна из эвакуированных матерей позвонила мне и сказала: «Аня, спасибо огромное: нам так хорошо!» Голос ее звучал по-другому - спокойный, нормальный...

В сумрачное подземелье неожиданно врывается человек невысокого роста.

Падаль! - орет он на иврите. - Сволочи! Мы загибаемся под «катюшами», но никому до нас дела нет. Только что ракета угодила в жилой дом, моя жена в шоке, умоляет, чтобы я ее вывез. А на какие шиши я сниму в гостинице номер, если денег нет даже на продукты?!

Волонтеры, как могут, успокаивают разбушевавшегося горожанина.

Я тем временем беседую с 25-летней Хадасс Гишпан - той самой девушкой, которую бдительный Орен тщетно призывал спуститься в убежище.

Никакого страха я не испытываю, - говорит она. - Армейскую службу прошла в Кирьят-Шмоне, была инструктором. А сейчас отвечаю на звонки, организую эвакуацию. Кого надо, направляю к социальным работникам.

На какие средства вы вывозите неимущих?

На пожертвования добрых людей и всевозможных товариществ, - отвечает Хадасс. - Посильное участие в решении наших проблем принимает Фонд Раши, «Тадиран», коллективы некоторых других промышленных предприятий. Ситуация катастрофическая. До войны многие с трудом сводили концы с концами: безработица страшная, отсюда и бедность. А сейчас положение усугубилось. Попробуйте провести в подвале 14 дней подряд! В непосредственной близости к жилым кварталам постоянно палит наша артиллерия - стены многих зданий дрожат от этой пальбы. Дети в страхе, матери - в истерике. Даже мужчинам самообладание отказывает - срываются.

Как привести в чувство рассвирепевших горожан?

Очень просто: говорим мы с людьми не свысока, а на равных. В результате минимум пять-шесть крикунов стали добровольцами и сегодня сами успокаивают других нервозных соседей, развозят нуждающимся продукты. Привести человека в чувство можно только искренним, сердечным участием в его беде - никаких иных способов пока не изобрели...

По оценке Хадасс Гишпан, из 22-х тысяч горожан в Кирьят-Шмоне осталось порядка восьми тысяч, «хотя СМИ оперируют другими цифрами».

Минимум две тысячи душ - дети, - подчеркивает Хадасс. - Кто успел вскрыть накопительные программы или пенсионные фонды, уезжает и сейчас, зато другие вынужденно возвращаются: сколько можно обременять своим присутствием родных и друзей?..

Кто поддерживает в городе относительное спокойствие?

В основном - солдатки-волонтеры плюс 50 юношей и девушек из добровольного объединения «Латет», - говорит Хадасс. - Парадокс заключается в том, что нам приходится постоянно успокаивать самих добровольцев: большинство - 18-летние девушки, выросшие вдали от Кирьят-Шмоны и не привыкшие к обстрелам. Каждое падение реактивного снаряда, сопровождаемое наводящим ужас грохотом, повергает их в панику. Несмотря на это, за неделю пребывания в городе они успели переписать обитателей всех бомбоубежищ, за что мы искренне им благодарны.

А сколько убежищ в Кирьят-Шмоне?

Порядка 180 общественных плюс частные...

Хадасс приводит такой случай: обратилась в «матнас» онкологическая больная, которой требуется регулярно ездить на химиотерапию. Ближайшие больницы, однако, амбулаторным лечением сейчас не занимаются: и в Нагарии, и в Цфате, и в Афуле принимают раненых.

В центре страны больной остановиться негде, а ездить каждый раз с детьми по обстреливаемым шоссе опасно, - говорит Хадасс. - В конце концов удалось подыскать для этой женщины номер в гостинице, куда мы ее с детьми и эвакуировали.

Скажите-ка, Хадасс, какой сегодня день - с точки зрения числа выпущенных по городу снарядов?

Кошмарный! До сих пор с такой интенсивностью Кирьят-Шмону еще не обстреливали...

Огненный марафон

Новый - беспрецедентной силы - хлопок срывает нас с места. Вместе с Цафриром и Анной едем в квартал вилл, где только что зафиксировано прямое попадание снаряда в жилой дом. Жертв и раненых, согласно предварительным донесениям, нет.

Полдороги Анна ведет беседу с одиноким стариком.

Вы уверены, что до вечера продуктов хватит? - спрашивает она участливо, по-матерински.

Да, я сыт: сварил себе кашу... - звучит усиленный громкоговорителем взволнованный голос. - И вообще, Анечка: мы, старая гвардия, - люди выносливые. Враг не пройдет!

Вы относитесь к своим подопечным, как мать Тереза... - произносит Цафрир, как только Анна нажимает на кнопку отбоя.

А что делать? Ведь если ивритом ты не владеешь, нет у тебя зубов и ты не кусаешься - никакого содействия от властей не добьешься.

Анна приводит такой случай: живет в Кирьят-Шмоне ветеран Великой Отечественной войны Яков Журавлев. Позвонил он в городской оперативный центр и пожаловался, что в квартире не идет вода. Без воды на «крайнем» севере не выживешь - жарища невыносимая!

Дважды мы направляли к Журавлеву сотрудников аварийной службы, но выявить причину поломки они не смогли, - рассказывает Анна. - Бедняга промаялся до вечера, а там уж нам самим удалось выяснить: кто-то из соседей, бежавших в центр, перед отъездом по ошибке закрыл на распределительном щитке кран, подающий воду в квартиру ветерана...

Казалось бы - пустяк! Однако в условиях чрезвычайного положения, когда нервы у людей напряжены до предела, любая бюрократическая проволочка может стать поводом к инфаркту.

В проезжающем мимо автомобиле замечаем побледневшего Орена.

Где? - задает Анна короткий, как выстрел, вопрос.

Сверни направо!

Нет, до сих пор ничего подобного я не видела. Снаряд снес фасад нарядной двухэтажной виллы и проник внутрь - в... бомбоубежище!

Хвала Всевышнему! - причитает Арье, родственник владельца виллы. - Какое счастье, что дома никого не оказалось...

А вы-то почему не эвакуировались?

Некуда...

Никакая это не «катюша», - подскакивает к нам 26-летний Гай. - Я служил в армии и знаю, что «катюша» в принципе не может причинить такой ущерб.

В таком случае что это?

То ли сирийская ракета с утяжеленной, 100-килограммовой боеголовкой, то ли иранский «фаджер»...

Гай поднимает с асфальта знакомые мне по терактам и предыдущим ракетным обстрелам металлические шарики, которыми начинена боеголовка.

Скорей бы уже пришел восьмой приказ: пора в армию, больше я не в силах бездействовать! - кипятится он.

Около полуразрушенного коттеджа (в стильно обставленный салон ведет зияющая в стене дыра) притормаживает автомобиль. На место ЧП прибыл городской голова. Мэр Кирьят-Шмоны Хаим Барвивай степенно выгружается из машины и в сопровождении крайне немногочисленной свиты топает во двор.

Плохо дело... - констатирует он, застыв около черной дыры. - Пострадал не один дом, а сразу два: снаряд угодил в общую стену и полностью ее разрушил.

Следовательно, еще две семьи горожан остались бездомными, - предполагаю я.

Ничего страшного: мы решим их жилищный вопрос, - произносит Барвивай будничным тоном. - Либо им будут выделены другие квартиры, либо - временное жилье. А после восстановления и капитального ремонта дом будет выглядеть еще краше, чем прежде.

А вы-то не собираетесь... того... эвакуироваться? - спрашиваю я мэра.

С какой стати? - удивляется он. - Я останусь в городе до победного конца. Люди мы сильные. К тому же нет у нас другой страны...

Кто обеспечивает сохранность имущества горожан, домам которых причинен ущерб?

Скоро прибудут охранники... - отвечает Барвивай без особой уверенности. - Ситуация, конечно, сложная. Всего за две недели по городу выпущено порядка двухсот снарядов. Ущерб - прямой и косвенный - причинен более чем двух десяткам домов и многим автомобилям.

Около продырявленной виллы появляется Йоси Хемо - зять владельцев. Шокированный увиденным, заглядывает внутрь.

Несколько дней назад и в наш дом угодила ракета, - говорит он. - К счастью, обошлось... Страшно подумать, что могло случиться, если бы я не отправил жену с детьми в Зихрон Яаков.

К дому подкатывает тендер Электрической компании. Один из ремонтников, Шимон Абу, наметанным взглядом осматривает покосившийся столб.

Кабель повредило, - констатирует он. - Мы уже две недели только тем и занимаемся, что ликвидируем последствия ракетных атак...

Анатолий Дайман (заранее приношу извинения, если мой диктофон неточно зафиксировал фамилию) ловко вытаскивает из багажника увесистый моток кабеля.

Откуда вы родом, Анатолий?

Из Казани.

И какие чувства испытываете на войне?

Теперь уже никаких: привык!

Подъемник уносит Анатолия на верхотуру... Только сейчас обращаю внимание, что на втором этаже изуродованного дома развевается бело-голубой флаг и красуется надпись: «Жив народ Израиля!»

Замкнутый круг

Если правительство примет решение прервать наземную операцию по зачистке Южного Ливана и не позволит ЦАХАЛу дойти до Бейрута, «Хизбалла» провозгласит победу и через некоторое время, объединившись с хамасниками, повернет свои орудия в сторону центральных районов страны, - констатирует Цафрир Ронен, усаживаясь в машину.

Анна Верник тем временем завершает очередную беседу с кем-то из «русских».

Справа от нас пылает здание завода по производству химикатов. Слева дымится жухлая трава.

Пока вы интервьюировали мэра, я просмотрела журнал с записями, сделанными за две недели войны. За этот период мы эвакуировали порядка 230 семей репатриантов и оказали помощь всем, кто к нам обратился.

Анна безмятежно улыбается. За спиной «топает циклоп». Около выкрашенного голубой краской городского торгового центра клубится дым. Несколько минут назад снаряд упал в двух шагах от «кеньона». До прямого попадания - еще три дня: «Хизбалла» играет в «русскую рулетку» без правил. Бьет - на поражение...

Фото автора. На снимках:
Ветеран Спецназа, историк и журналист Цафрир Ронен: «Русские» сильны духом, как никто другой»
Кирьят-Шмона в огне
Черная дыра (реактивный снаряд пробил стену дома и угодил в бомбоубежище)

"Новости недели", 3.08.2006

Другие статьи о войне "размежевания"
Другие статьи о терактах

Другие статьи Евгении Кравчик

К списку репортажей

Hosting by